Ильченко С.Н.
Телевидение новейшего времени:
последствия виртуализации
реальности
(сокращенный
вариант)
Пожалуй, впервые в нынешней науке
о современных масс-медиа прозвучал
вполне внятный и аргументированный
анализ ситуации, рассматривающий
электронные СМИ как один из мощных
и результативных инструментов
влияния на окружающую нас
общественную реальность. Я имею в
виду беседу Юрия Кинциса с
Анатолием Прохоровым «Современное
телевидение и общество: конфликт
реальностей» (ТКТ, 2003, № 5).
Соглашаясь со многими положениями
беседы, хотелось бы высказать и
свою точку зрения в данной
полемике. Тем более, что ряд
затронутых проблем оказывает
существенное влияние на подготовку
и обучение будущих
профессиональных кадров для
отечественных электронных СМИ.
Нынешнее молодое поколение
журналистов, имея перед глазами
сегодняшнюю картину
взаимоотношений масс-медиа и
общества, зачастую отказывается
даже от попытки оглянуться назад с
тем, чтобы увидить динамику
происходящих изменений и осознать
опасную перспективу трансформации
СМИ, изначально создаваемых
цивилизацией как способ доставки
информации. Для многих начинающих
профессионалов непреложной
истиной является то
обстоятельство, что радио изобрел
Александр Попов. Но мало кто из
студентов факультета журналистики
может внятно прокомментировать
первичную прагматическую цель
данного технического новшества:
обеспечение беспроволочной связи с
судами, находящимися в море, вдали
от суши. Юноши и девушки,
появившиеся на свет на излете
существования жестко
идеологизированной и
структурированной информационной
картины мира в 80-х гг. прошлого века,
с трудом осознают, что появление в
жизни человека ХХ века сначала
радио, а затем и телевидения,
расширяло его границы познания
окружающей реальности. В
отношениях с обществом у
электронных СМИ на заре их
существования явно доминировали
социально-просветительные и
интегративные функции.
Стремительное развитие новейших
технологий в области электронных
медиа, произошедшее за последние
двадцать лет, позволило
существенно усилить иллюзию
присутствия аудитории при
свершении любого события. В то же
время, техногеничность вещательной
практики телевидения новейшего
времени формирует в общественном
сознании абсолютно
противоположную по смыслу иллюзию
— видимость существенного влияния
на дискурс общественной мысли. И в
этой ситуации возникает одно
существенное противоречие,
осознаваемое теми, кто может в силу
опыта и возраста зафиксировать и
артикулировать тенденцию
трансформации функций телевидения.
И что никак не хотят замечать (или
не могут) представители более
молодого поколения профессионалов.
Телевидение из средства массовой
информации на наших глазах
становится средством массовой
коммуникации. На первый взгляд, вся
проблема только в термине. Увы! Если
бы дело обстояло так просто.
Средство массовой коммуникации
(СМК) сегодня — это канал доставки
прежде всего определенных идей,
облаченных в привлекательную
упаковку информационного и
аналитического вещания. При этом
совершенно необходимым
представляется наличие обратной
связи, то есть просто-напросто
генерирование определенных
социальных, политических или
экономических действий со стороны
воспринимающей аудитории.
Технический прогресс создает
богатый набор вариантов для
реализации действий обратной
связи, провоцируемых СМК.
Имманентная доверчивость публики к
увиденной реальности априорно
определяется тем, что телевидение
исторически воспринималось как
средство массовой информации, где
сложилась своя система жанров.
Концепция «окна в мир», так успешно
применяемая по отношению к ТВ в
60–70-е гг., нынче приобрела
несколько иной смысл. Его выразила
с сермяжной искренностью
жительница глухой вологодской
деревни, с которой вступил однажды
в разговор писатель Владимир
Солоухин. Он увидел в ее избе
телевизор, чему несказанно
обрадовался. Литератор сказал
тогда пожилой своей собеседнице:
«Вот, мол, бабушка, и у тебя нынче
есть окно в мир». На что услышал в
ответ: «Окно-то, оно, конечно, окно.
Но видать в него не то, что видать, а
то, что ПОКАЖУТ!» Телезрители
становятся зеваками, пассивно
наблюдающими за тем, что они видят в
телеокне, ограничивающем
восприятие реальности рамкой
кадра.
В истории России нового времени эти
тенденции наиболее отчетливо
проявлялись в ситуациях обострения
общественнощественно-политических
ситуаций, начиная с октября 1993 г.,
когда аудитории навязывалась
определенная трактовка событий,
выгодная тем, кто владел
информационными рычагами
воздействия на общество. При этом
ставка на создание иллюзии
достоверности оказалась в ряде
случаев стопроцентно оправданной.
Телевидение исподволь обыгрывало
парадигму необратимости выбора
капиталистического пути развития
страны, маскируя его системой
демократических ценностей.
Оппоненты данной точки зрения
автоматически выводились за
границы общедоступного
информационного поля. Понадобилось
отключить вещание «Останкино» на
всю страну в том же октябре 1993 г.,
чтобы вызвать повсеместный шок,
после которого для значительной
части аудитории морально
оправданным выглядел расстрел
Верховного Совета, транслируемый
(вот она сила телевидения!) в прямом
эфире.
Череда событий, в виртуализации
которых телевидение сыграло не
последнюю роль, известна:
президентские выборы 1996 г., думские
выборы 1999 г., выборы губернатора
Санкт-Петербурга в 2000 г., выборы
Президента России в том же 2000 г.
Сегодня эта тенденция проявляется
в том, как стремительно меняется
структура телевещания в
Санкт-Петербурге накануне выборов
губернатора города и области, а
затем и последующих думских и
президентских выборов. Телеканалы
вынуждены создавать иллюзию
активной деятельности одного из
кандидатов на пост городского
главы именно потому, что тактика,
выбранная командой соискателя
кресла хозяина Смольного, строится
на постоянном конструировании
информационных поводов. И СМИ
вынуждены идти на поводу у
реальности, потому что в данном
случае, во-первых, у них нет
информационной альтернативы, а
во-вторых, им уже не отказаться от
собственной роли инструмента
влияния на общество.
Там , где в кадре появляется менее
опытный или менее адекватный
идеологическим задачам канала или
программы ведущий, то ее
надуманность маскируется игровыми
элементами, лжеполемикой,
вставными репортажами,
графическими элементами,
надуманными мизансценами в кадре.
Происходящая конвергенция
привычных жанров тележурналистики
стала общим местом. Характерно, что
среди молодых ведущих различных
новостийных передач, в том числе и
тех, которые в соответствии с
классической системой жанров мы
называем «информационными» или
«информационно-аналитическими»,
особой популярностью пользуется
термин «инфотейнмент».
В переводе на русский язык оно
означает «развлекательная
информация», или, что еще точнее —
«информационное шоу».
Верит ли публика тому, что ей
показывают с телеэкрана? Вопрос,
скорее, риторический. Ведь
аудитория охотно откликается на
подобный вызов со стороны самого
популярного электронного
масс-медиа. Недаром, по разным
вариантам социологических опросов,
на вопрос о доверии электронным СМИ
в среднем около 50% опрошенных
отвечают положительно. При этом
как-то незаметно происходит
очевидная виртуализация реальной
действительности, когда само
телевидение формирует повестку дня
собственной сетки вещания,
структуры и соотношения в эфире
программ разных типов и видов.
Достаточно сравнить ту картину
событий дня, какую мы видим на
разных федеральных каналах.
Изначальное доверие, которое
характеризовало отношение
аудитории к телевидению на
начальном этапе его взаимодействия
(50–60-е гг. ХХ в.), сменилось в
новейшем времени
функционально-прагматическим
подходом. Он характеризуется тем,
что эфирная продукция электронных
СМИ воспринимается, прежде всего,
как некий продукт, товар, имеющий
конкретную цену в денежном
эквиваленте. Устанавливается
прямая корреляция между рейтингом
популярности программы (а,
следовательно, и ее местом в
эфирной сетке) и стоимостью
размещаемой вокруг и внутри нее
рекламы. Товаром становится не
только эфирное время.
Потребительское отношение к
информации со стороны практикующих
радио- и тележурналистов есть
наглядное оформление данного
дискурса.
Практика телевидения новейшего
времени сегодня являет образцы
отчаянной борьбы за первенство
доступа и к источникам информации и
к более современным способам ее
доставки до зрительской аудитории.
Отсюда и возникает чрезмерное
увлечение прямыми включениями в
выпусках информационных программ
федеральных и региональных
телеканалов. Подобным образом
навязывается иллюзия наблюдения за
реальностью. Хотя событийная
ценность подобных телевторжений в
реальность практически равна нулю.
Но снова и снова приходится
отмечать, что именно подобные
приемы, как и столь любимые
молодыми журналистами stand-up'ы,
воспринимаются как высший
профессиональный шик,
свидетельствующий якобы о том, что
репортер пытается объективно
изложить для публики
соответствующую информацию. Любой
опытный журналист среднего и
старшего поколения на это скажет,
что со времен программы «600 cекунд»
нет ничего более иллюзорного и
виртуального, чем присутствие
человека в кадре. Ибо именно таким
образом и происходит
персонификация информации.
Полный текст - в № 9 журнала "ТКТ" за 2003 г.
