Бывает, что кот похож на человека. Взглядом, выражением «лица», какими-то не совсем обычными чертами характера. А бывает, что человек на кота. В чем это может выражаться? Во многом. Просто кот
Оглавление
Часть 2
Часть 2
Бывает, что кот похож на человека. Взглядом, выражением «лица», какими-то не совсем обычными чертами характера. А бывает, что человек на кота. В чем это может выражаться? Во многом.
Во-первых, в любви к своим пушистым «меньшим братьям», в каком-то особенно теплом и добром отношении к ним. И коты с кошками сразу чувствуют это, распознают такого человека с первого взгляда, как только он оказывается где-то поблизости, и всячески выражают ему свою симпатию, так что другие люди даже удивляются: и как это они сразу принимают тебя за своего?
А во-вторых, в некоем внешнем сходстве с котами. Все помнят Бегемота из «Мастера и Маргариты», который даже в человеческом обличье был внешне похож на кота. Но такие бывают и в реальности. С первого взгляда на такого человека видно, кто из представителей животного мира ему ближе всего. Иногда даже никаких особых «кошачьих» черт в его внешности нет: ни усов, ни круглых глаз, ни ушей – но что-то, тем ни менее, не позволяет спутать его ни с кем другим из фауны. И дело прежде всего в какой-то неуловимой кошачьей пластике, некоем невыразимом обаянии, которым коты и кошки мгновенно околдовывают и привлекают к себе людей. А ещё такой человек, когда доволен, иногда урчит, как кот, а когда зол – шипит и даже как будто прижимает уши к голове, и еще делает много чего-то трудно выразимого словами, что сближает его с семейством кошачьих.
Но самое главное – такие люди почти без труда хорошо понимают котов, и не просто догадываются, чего коту нужно, а именно понимают их язык. Ведь у котов есть свой вполне нормальный язык, на котором они разговаривают друг с другом, и который для людей, как правило, тайна за семью печатями. Да люди и не подозревают, что это язык. А между тем – именно язык, не хуже человеческого. Слова в нем, правда, очень мало различаются между собой, но если научиться улавливать эти различия, то богатство и выразительность этого языка становятся очевидны. Потому что коты – это, безусловно, разумные существа, что бы там ни говорила официальная наука. Она, наука, просто пока еще не в курсе дела, как гениально предвидел астроном в фильме «Карнавальная ночь». А уж если человек не просто понимает кошачий язык, но может еще и говорить на нем – это вообще делает его своим в любом кошачьем обществе. И жизнь его обретает как бы дополнительное измерение, которого подавляющее большинство других людей не в состоянии даже представить.
Сергей был одним из таких людей. Тягу к кошачьим он испытывал с детства, и часто просил родителей завести кота или кошку. Однажды родители поддались и принесли откуда-то котенка, но котенок в первый же день написал папе в тапок и повалил со стола на пол вазу с искусственными цветами, после чего был отдан на вечное поселение каким-то маминым знакомым, и больше его никогда не видели. Потом, уже в значительно более сознательном возрасте Сергей, по просьбе жены, снова завел кошку – симпатичную пушистую сибирячку, которую назвали Маська. Это стало возможным после того, как молодые супруги перебрались в свою собственную квартиру из квартиры матери Сергея, которая ни про какую живность и слушать не желала.
С Маськой у них сразу же сложились самые дружеские отношения, и тут-то Сергей сообразил, что понимает кошачий язык. Запрыгнув к нему на колени и устроившись поудобнее, она спрашивала его: «А где моя мама?» и потом рассказывала, что мама у нее была очень добрая и хорошая, они с двумя братьями и тремя сестрами очень ее любили, она же обо всех заботилась и внимательно выслушивала, у кого болит лапка, кому приснился страшный сон или кто, пока ее не было, чуть было не поймал мышку, но в последний момент упустил. А потом мама вдруг куда-то пропала, они ждали ее целый день и всю ночь, но так и не дождались. Наутро ее, Маську, забрали какие-то люди, напоили противным жидким молоком из бутылки с соской и потащили на рынок, где через какое-то время маленькую кошечку купили они, ее нынешние хозяева. А где теперь мама и братья с сестрами, она так и не знает. Вдруг мама пришла и ищет ее, но не может найти? Правда, она почему-то не может уловить сигналы ее души (примерно так можно перевести на «человеческий» язык то, что она старалась объяснить Сергею). Первые дни она еще иногда чувствовала одного из братьев и одну сестру, но потом и они пропали. И это ее больше всего беспокоит.
Что он мог сказать на это? И главное – как? Человеческую речь она понимала плохо, и он стал пытаться говорить по-кошачьи, имитируя слышанные от нее звуки и каким-то образом догадываясь, как произнести другие слова, которых он пока от Маськи не слышал. И удивительное дело – она тоже практически сразу начала понимать его! Он сказал, что ее братьев и сестер, скорее всего, тоже отнесли на рынок и продали, а потом, наверно, увезли куда-то далеко, так что сигналы души на такое расстояние не доходят. Хотя каким-то образом уже тогда знал, что кошки способны мысленно связываться друг с другом на расстоянии многих сотен, если не тысяч, километров. Про маму же он ничего определенного сказать не может. Вот если бы поехать и попытаться найти ее…
«Ты где жила раньше?» - спрашивал он Маську, и та рассказывала ему про большой белый дом и подвал под ним, где она, вероятно, появилась на свет и жила до тех пор, пока мама не исчезла. «Можешь рассказать поточнее, где этот дом?» - пробовал уточнить Сергей. «Нет, - отвечала Маська. – Но если бы ты взял меня и пошел, я бы говорила тебе, где повернуть налево, где направо, и мы бы нашли».
Он посадил её в сумку-переноску и пошел на улицу. Налево! – сразу же скомандовала Маська, и он пошел в указанном направлении. Скоро улица кончилась Т-образным перекрестком. А теперь – направо! – мяукнула из сумки кошка. Так они прошли километра три, и Сергей понял, что ничего не выйдет. Ведь тот самый белый дом вполне мог находиться на противоположном конце Москвы. Он попытался уточнить, как далеко им идти, но Маська не смогла объяснить в понятных человеку единицах измерения. Тогда он спросил: «А в каком нам направлении двигаться, в общем? Ну, если бы мы не петляли по улицам, а летели по воздуху? В какой это стороне?». Маська не сразу поняла, чего от нее хотят, но потом, когда сообразила, тут же указала на юго-восток.
Он дошел до ближайшей станции метро и проехал несколько станций с одной пересадкой, так, чтобы продвинуться к юго-востоку, и вышел на поверхность. «Дальше, туда же!» - тут же сориентировалась кошка. И они снова спустились в метро… Методом последовательных приближений, проб и ошибок это безумное путешествие продолжалось почти до самого вечера. Но они всё-таки нашли тот белый дом, и даже пробрались в подвал!
В подвале было темно и пахло гнилью. Кое-где валялись обломки старой мебели, у одной из стен лежал велосипед без переднего колеса. Маська сразу потащила Сергея в угол, где когда-то жила ее семья, но там никого не было. Они постояли там немного, посмотрели по сторонам, и тут в подвал зашел лохматый белый кот. «Эй! – окликнула его Маська. – Поди-ка сюда, друг! Спросить хочу!». Кот осторожно подошел и остановился на почтительном расстоянии – присутствие Сергея, очевидно, его смутило. «Где моя мама? – спросила Маська. – Ты же помнишь её?». «Умерла», - ответил кот. «Как умерла?» - жалобно пискнула Маська. «Не важно, - печально ответил кот. – Но её больше нет».
И Маська заплакала. Настоящими человеческими слезами. «Прости!» - сказал кот и ушел. Сергей достал Маську из сумки и взял на руки. «Не плачь, - начал успокаивать он ее, ласково гладя по голове. – Маму, конечно, очень жалко, но мы и Таней будем любить тебя и постараемся заменить тебе маму. Хотя, - тяжело вздохнул он, - родную маму, конечно, никто заменить не может!».
Через некоторое время Маська оправилась от потери и стала ласковой и веселой кошечкой, а еще через пару месяцев Сергей обнаружил, что она научилась понимать человеческую речь. Так они теперь и общались: он что-нибудь говорил ей по-человечьи, а она отвечала по-кошачьи. Если в разговоре участвовала жена Сергея Татьяна, то он переводил (Татьяна так ни слова по-кошачьи не выучила, и лишь время от времени понимала, что хочет сказать кошка, на уровне интуиции и бытового здравого смысла). Способность мужа к общению с кошкой приводила ее в полное изумление, она даже не решалась никому об этом рассказывать, боясь, что окружающие усомнятся в ее психическом здоровье. Но мужа зауважала сильно…
А потом у Сергея началась аллергия на Маську. В буквальном смысле, чисто физическая, как это ни покажется невероятным. И ладно бы это был просто насморк, или глаза бы чесались – на это можно было и наплевать, но у него началась самая настоящая астма. Несколько раз в день дыхание перехватывало так, что, казалось, душа вот-вот отделится от тела. Спасал только вдох специального спрея из ингалятора, но часа через три-четыре всё повторялось сначала. Сергей долго терпел, надеялся как-то перебороть эту напасть, даже Татьяне ничего не говорил, но потом силы его иссякли. «Придется нам кому-то отдать Маську», - с тоской сказал он и замолчал, ожидая, что скажет жена. Жена не возражала. Она чувствовала, что с ним происходит что-то не то, несколько раз спрашивала, здоров ли он, или, может, на работе какие неприятности, а теперь, наконец, поняла, в чём дело. Ей тоже до слез жалко было отдавать кошку, но деваться некуда – приходилось пойти на это.
Сложнее всего оказалось объяснить случившееся самой Маське. Сергей часами сидел с ней на коленях, гладил ее чесал за ушком и говорил о том, как они ее любят, какая она умная, красивая и хорошая киска, но, к сожалению, по состоянию здоровья им нельзя больше жить в одной квартире. Маська слушала молча, и только иногда из глаз ее скатывалась большая прозрачная слеза. Она не осуждала Сергея, понимала, что иначе нельзя, но сердце ее разрывалось от предчувствия разлуки. Татьяна договорилась на работе с одной из своих коллег, что та возьмет себе Маську, и наступил момент прощания. «Ты не бойся, - уговаривал ее Сергей, - Надежда Петровна – хорошая, добрая женщина, любит кошек, тебе у нее будет хорошо. А мы про тебя не забудем, будем приезжать в гости. Честное слово!».
Маська молчала, и только смотрела широко открытыми глазами, из которых одна за одной катились слезы. Что толку, думала она, в том, что меня будут кормить, гладить, чесать за ухом и покупать мне всякие игрушечных мышек и пищащие резиновые шарики, когда я больше никогда ни с кем не смогу поговорить, и никто не сможет выслушать меня, понять и объяснить, что происходит в моей кошачьей душе? Зачем всё это? Может быть, лучше назад в подвал, в тот самый белый дом, где умерла мама? Она ведь и умерла, наверно, от того, что пропали её дети, и жизнь потеряла смысл, а не от чего-то другого…
Маську перевезли в новый дом. Новая хозяйка не могла на нее нарадоваться, и все время рассказывала Татьяне, какая у нее хорошая кошка, вот только печальная почему-то: как посмотрит своими грустными, широко раскрытыми глазами, так даже не по себе делается. Два раза Сергей с Татьяной приходили к ней в гости. Сергей осторожно, чтобы не привлекать внимания, расспрашивал Маську, как ей живется, и та отвечала, что всё хорошо, но только поговорить она ни с кем не может, и поэтому прежняя жизнь её не отпускает, все время хочется вернуться к ним с Татьяной. Сергей жалел ее, просил не расстраиваться слишком сильно и обещал еще как-нибудь вскоре придти, и настроение у Маськи поднималось, и она даже улыбалась ему (по крайней мере, он был совершенно уверен в этом).
А потом Маська умерла. Надежда Петровна, плача, рассказала Татьяне, что кошка вдруг куда-то пропала, она искала ее полдня по всей квартире, и наконец обнаружила под кухонным шкафом, уже мертвую. Отчего так случилось – непостижимо: здоровая была, ничем не болела, ела хорошо, к ветеринару её сводили, всякие необходимые прививки сделали…
После этого кошек у них не было много лет. Но Сергей всё равно продолжал регулярно общаться с котами. Все коты и кошки, жившие в окрестностях его дома, при каждом удобном случае стремились увидеться с ним и или попросить о чем-нибудь, или просто поделиться последними новостями. Он, как мог, стремился помочь: выносил им еду, кому-то давал лекарство от расстройства желудка или простуды, кому-то смазывал йодом царапины и раны, полученные в трудной дворовой жизни, кому-то просто давал полезный совет. Кошачий язык он к тому времени уже вполне освоил и изъяснялся на нем, можно сказать, свободно. Иногда просто рассказывал что-нибудь интересное или смешное: Сергей убедился, что кошки хорошо понимают юмор, и даже не только тот, который имеет отношение к их повседневному быту, а и человеческий тоже. Вообще способность кошачьих впитывать и запоминать новую информацию постоянно поражала его, также как и то, как много коты знают об окружающем мире такого, о чем люди и не подозревают.
И постепенно мир кошек стал ему ближе и, так сказать, удобнее, чем мир людей. С людьми ему часто бывало скучно и неинтересно, а с котами – никогда. Люди, естественно, считали его чудаком и даже немного «съехавшим с катушек», хотя у него хватало ума не очень уж явно демонстрировать свою привязанность к пушистым «меньшим братьям». Зато среди тех, кто держал дома кота или кошку, он был непререкаемым авторитетом, к нему постоянно обращались за советами и следовали им беспрекословно. Так шли год за годом. И вот настал момент, когда Сергей почувствовал себя котом. То есть в нем укрепилось мнение, что он, на самом деле – кот, только почему-то принявший человеческий облик и живущий среди людей. Поначалу ему это казалось странным и ненормальным, он даже заподозрил у себя какое-то психическое расстройство, вроде шизофрении, и подумывал было обратиться к психиатру. Хотя бывает ли такая шизофрения? – тут же начинал сомневаться он. – Чтобы раздвоиться на человека и кота? И вообще, бывают ли психи, воображающие себя котами? Ну, Наполеоном там, Александром Македонским или, допустим, мистером Хайдом – это да, но котом? Что-то ему про такое слышать не приходилось… Но в конце концов он сжился с этой своей двойственной натурой и начал воспринимать ее, как должное. Ну, такой вот я, ничего тут не поделаешь! Человек с психикой, мировосприятием и поведенческими стереотипами, свойственными скорее коту, чем человеку.
Единственное, что еще некоторое время беспокоило - стоит ли сообщать кому-то об этом? С одной стороны, можно было бы совершить переворот в науке, раскрыв людям глаза на то, что в действительности представляет собой внутренний мир кошачьих, а, следовательно, и других животных. С другой – шансов на успех было мало. Чтобы противостоять традиционным, сложившимся веками представлениям, требовался неукротимый, крайне целеустремленный и пробивной характер, а Сергей таковым не обладал. Скорее всего, его никто и слушать бы не стал, сочли бы в лучшем случае шарлатаном и псевдоученым, а в худшем - опять же, психом. Так что, в конце концов, он решил никому о своей двойственной природе не говорить, даже жене Татьяне, и свои обширные знания о кошках не афишировать.
Дальше – больше: Сергей начал чувствовать себя не вообще котом, а неким вполне конкретным, у которого были свои привычки, склонности, вкусы, любимые места, а также друзья и знакомые. Он даже отчетливо представлял себе этого кота: черно-белый, с короткой, но густой шерстью, небольшого роста, но крепкий, мускулистый, веселый, и в то же время осторожный, иногда даже боязливый. С великим изумлением он обнаруживал, что между ним - человеком и им же – котом иногда проявлялись довольно-таки заметные различия. Так, Сергей-человек-любил рыбу, а Сергей-кот был к ней совершенно равнодушен, что для кота даже довольно странно. С другой стороны, Сергей-кот страшно боялся воды, а Сергей-человек воду любил, мог подолгу отмокать в ванне или плавать где-нибудь в море или бассейне приморского отеля, а дождливая московская погода его ничуть не беспокоила.
Но общего все же было гораздо больше. Кот, например, очень любил, когда его гладят по спине, но не давал дотронуться до головы. Сергей тоже терпеть не мог, когда кто-то, пусть даже жена или дочка, дотрагивался до его волос на голове, но если жене, к примеру, приходило в голову погладить его по спине – прямо-таки урчал от удовольствия, как самый настоящий кот. По ночам Сергею часто снились эпизоды из жизни кота. Было этому коту четыре года от роду, первые два из них он жил у добрых интеллигентных хозяев в приличном ухоженном доме рядом с метро, его любили, хорошо кормили, играли с ним, часто гладили и чесали за ухом. Звали его Котя. Он был породистый, с хорошей родословной, хозяева купили его у заводчицы за весьма немалые деньги. Ему нравилось смотреть мультфильмы по телевизору или прятаться под шкафами и кроватями. А также петь песни дуэтом с хозяйкой, при этом он даже неплохо попадал в ноты. Но потом случилась беда: хозяин скоропостижно умер от инфаркта, а хозяйка, погоревав немного, снова вышла замуж.
Новый её супруг был из тех, кого называют «настоящий мужик»: не шибко умён, зато единоличный хозяин в доме, требующий беспрекословного подчинения себе во всём и не терпящий никаких возражений. Хуже всего было то, что он органически не выносил кошек и сразу же потребовал избавиться от нежелательного квартиранта. Хозяйка начала вести переговоры с подругами и знакомыми, чтобы кто-нибудь приютил бедолагу, но пока она этим занималась, муж в один из дней просто вышвырнул бедного кота за дверь, а жене сказал, что тот, дескать, убежал.
Так кот оказался на улице. Попыток вернуться домой он не делал – настолько сильно возненавидел нового хозяйкиного мужа, и в результате стал бездомным, да так бездомным и остался до самой смерти. А после смерти начал являться Сергею в снах. Четкость и подробность этих снов была такова, что решительно невозможно было отличить их от реальности. И в этих снах Сергей видел окружающий мир именно как кот! Известно, что зрение кошек несколько отличается от человеческого. Во-первых, поле зрения у кошек шире: у человека не доходит и до 180 градусов, а у кота – так далеко за двести. Во-вторых, коты ближе к земле, но по вертикали их поле зрения не уступает человеческому. В-третьих, коты способны фокусировать взгляд на конкретных объектах, при этом всё остальное воспринимается ими как бы немного не в фокусе. У людей так тоже бывает, но реже и не в столь выраженной форме. И, наконец, восприятие цветов: коты видят цвета немного не такими, как люди, красный цвет для них не так выделяется из прочих, зато оттенков синего и голубого они видят значительно больше.
И все эти особенности проявлялись у Сергея в снах. Иными словами, во сне он видел мир глазами кота! А проснувшись, тут же начинал видеть его по-человечески. Иногда бывало, впрочем, что он видел и вполне «человеческие» сны, но довольно-таки редко, чаще вообще никаких не видел. Сюжеты снов бывали достаточно разнообразны. То он охотился на крыс и мышей где-то в подвале, то забирался на дерево, пытаясь поймать птичку, а потом долго не мог слезть вниз, то носился по двору, заглядывая во все закоулки и разыскивая другого кота, который нагло осмелился пометить что-нибудь на его территории, то удирал от собак, а то просто грелся на солнце, сидя на лавочке у подъезда рядом с какой-нибудь доброй старушкой, которая иногда даже выносила ему в блюдце немного дешевого сухого корма.
Но иногда (хотя и не часто) сюжеты снов бывали поистине фантастическими. Кот летал по воздуху, как птица; убегая от собаки, проскакивал сквозь бетонную стену и оказывался в каком-то бесконечном лабиринте, по которому можно было носиться часами, так и не найдя выхода; вместе с другими котами вбегал в автобус или вагон метро, и люди, бывшие там, в панике разбегались; а один раз отважно прошелся по канату над сказочно глубоким ущельем типа американского Гранд-Каньона и видел при этом, как сотни котов и кошек наблюдают за ним с завистью и изумлением. Из этого можно было сделать вывод, что кошачьим тоже свойствен полет фантазии, ничем не сдерживаемый во время сна.
Хотя Сергей это и так знал: некоторые коты, с кем он более-менее регулярно общался, любили слушать сказки, которые он им рассказывал, прекрасно понимая при этом, что ничего такого в реальной жизни не бывает. Как-то один полосатый серо-бурый кот даже сам рассказал ему сказку про волшебника (тоже кота, естественно), который мог угадывать мысли и делать еду из снега и песка. Эта сказка явно была то ли придумана им, то ли услышана от кого-то из своих. Так что не удивительно, какие сны проплывали иной раз у Сергея перед глазами, когда он бывал, так сказать, в образе кота. Во сне у него четко работали все пять чувств и еще что-то, что он затруднился бы объяснить людям, но ощущал вполне явственно. Во-первых, странное чувство времени: будущее и настоящее иной раз сливались, так что становилось даже не совсем понятно, что было раньше, а что позже. И во-вторых – необъяснимое умение предугадывать события, не имея для этого ровно никаких данных, чистейшая безошибочная интуиция, оправдывающаяся минимум в 99 процентах случаев.
Это было тем более странно, что в человеческой своей ипостаси Сергей был лишен интуиции практически напрочь, и угадать «орел или решка» для него было поистине непосильной задачей. Наяву Сергей все же оставался человеком, хотя «кошачья» его составляющая постоянно давала о себе знать: он всё время ощущал, что в каких-то ситуациях кот поступил бы не так, как он, и иногда ему даже стоило определенных усилий, чтобы действовать «по-человечески».
Наконец Сергей с супругой снова завели себе кота. Подобрали на улице черно-белого беспородного котенка, который жалобно запищал, когда они проходили мимо, и Сергей сразу сказал: «Его нужно взять»! «Почему»? – спросила жена. «Потому что иначе он умрет от голода, - просто ответил Сергей. – У него уже нет сил бороться».
И котенка взяли. Как тебя зовут? – спросил Сергей. Котенок ответил. Но имя его людям бы не подошло. У кошек имена обычно связаны с какой-то их внешней характеристикой: Большой и толстый, Пушистый, но с лысиной на лбу, Косоглазый или Быстроногий. Люди так котов не зовут. Поэтому котенка назвали Принц. Сергей объяснил, что это значит, и найденыш не возражал. В доме у Сергея ему понравилось, он быстро поправил здоровье и набрал вес.
И что удивительно – у Сергея на него не было аллергии! Обычно, пообщавшись с кошками, он быстро доставал противоастматический ингалятор и лихорадочно вдыхал его, с Принцем же мог сидеть на одном диване хоть целый день – и ничего! Естественно, они быстро подружились. Принц округлился, лицо его повеселело, шерсть стала гладкой и пушистой, а в глазах появился хищный блеск. Он приобрел привычку внезапно выскакивать из засады, прыгать на Сергея и по джинсам, цепляясь когтями, взбираться вверх, пока Сергей его не хватал и не ставил обратно на пол. Причем безошибочно определял, когда хозяин был именно в джинсах, и наскакивал на него только в этих случаях. Но, в общем, характер у него был добрый, он любил, когда его берут на руки и гладят, особенно если это делала жена Сергея, и мог сидеть у нее на руках буквально часами. С Сергеем же он играл, причем игры придумывал сам, и не всегда они хозяину нравились: приходилось бегать, залезать то под стол, то под кровать, или, встав на табуретку, ставить на верхнюю полку этажерки в коридоре какую-нибудь маленькую мягкую игрушку, а кот потом, запрыгнув туда, сбрасывал ее на пол.
Но Сергей придумал альтернативу: скачал и установил на планшетный компьютер «игру для котов», в которой по экрану стремительно во всех направлениях бегали мыши, и если стукнуть по какой-нибудь из них лапой, то мышь переворачивалась на спину, несколько раз беспорядочно дрыгала ножками и затихала, а на ее месте появлялась другая. Требовалось поймать таким образом как можно больше мышей за определенное время. Сергей объяснил это Принцу, показал, как ловить мышей, и при этом предупредил, что когти выпускать ни в коем случае нельзя, чтобы не повредить экран. И принц проникся этой игрой и стал ее ярым фанатом. Причем научился заодно выключать планшет после игры и включать, когда хотел поиграть. Хозяин как-то попытался с ним посоревноваться, но быстро понял, что это дело безнадежное, и больше не пробовал. А принц раз от разу добивался все более впечатляющих успехов, так что смог бы, наверное, победить в каком-нибудь чемпионате по этой игре, если бы такой чемпионат где-нибудь проводился.
Бежать! Бежать! Но куда бежать? И что делать потом? Нет, сначала надо понять, что случилось, и чем это реально грозит, и лишь потом что-то предпринимать. Это непросто, но нужно успокоиться, совладать с эмоциями и оценить ситуацию трезво. Итак, глубоко вдохнули, выдохнули и начали…
Он случайно убил бандита. Бандиты, конечно, будут пытаться отомстить. Но что они знают про него? Собственно, ничего, кроме общего вида и более-менее примерного места жительства: если человек поперся через этот дурацкий проход между домами, то, значит, он, скорее всего, живет где-то рядом, иначе шел бы по нормальной улице. Они, конечно, могут долго бродить по району, спрашивать у всех подряд, не знают ли такого-то, могут даже прикинуться милиционерами или кем-нибудь из местной власти, но этим дело и кончится. Достаточно перестать появляться здесь, съехать куда-нибудь в другой район на съемную квартиру – и нипочем не найдут, если только случайно где-нибудь не столкнутся нос к носу.
То есть опасность, вроде бы, не так уж велика. Но это если встреча с бандитами действительно была совершенно случайной и никак не связана с его биржевым крахом. А если нет? Тогда дело плохо. Про него в этом случае известно практически все, по крайней мере всё то, что хранится в базах данных многочисленных госструктур и может быть куплено на какой-нибудь «Горбушке» за несколько сотен рублей или скачано со всяких «левых» сайтов. В том числе и адрес, место работы, номер паспорта, номер и марка личной машины, и все в таком роде. Тогда бежать, может быть, и нет смысла: отследят везде, это лишь вопрос времени. Если только постоянно не переезжать с места на место, но этим тоже можно вызвать дополнительные подозрения и сделать только хуже.
Разве что удрать за границу. У него есть еще действующая шенгенская виза, забронировать где-нибудь отель, поехать туристом да и остаться. А там устроиться где-нибудь заправщиком на бензоколонке или уборщиком в хостеле – ну, в общем, там, где не особо спрашивают всякие документы. Языка, правда, он ни одного толком не знает, ну, да ладно: жить захочешь – выучишь. Но всё-таки это слишком уж радикальный путь, и прежде, чем на него решиться, нужно понять, насколько все же вероятно, что эти ребята – оттуда.
А как это понять? На чем вообще основано предположение, что эти уроды подосланы биржевиками (ну, или теми, кто себя за них выдает)? Пожалуй, только на совпадении, на том, что на него напали после того, как он начал излишне надоедать прохиндеям-псевдофинансистам. Типичная логическая ошибка: «после» вовсе не значит «вследствие». Случись эпизод в проходе неделей раньше, ему бы и в голову не пришло с чем-либо его связывать. В то же время чем эти самые «биржевики» рисковали? Ну, подаст на них этот псих в суд. Да не примут у него заявление, придерутся к какой-нибудь запятой и пошлют куда подальше. А если даже примут? Поди достань их на Каймановых островах, где, естественно, зарегистрирована фирма-пустышка, чистая фикция, а реальных персонажей найти – надо хорошенько побегать. Кто станет этим заниматься, если только дело не сулит многомиллионной прибыли? А в данном случае, скорее всего, не сулит. Что против них есть? Только банковский счет, наверняка оформленный тоже на подставную фирму-пустышку, и на котором точно нет ни копейки, он используется только для приема бабок от клиента и тут же тупо обналичивается. Без толку все это.
С другой стороны – отчего бы не начистить рыло строптивому лоху? Это как раз по-нашему. Никогда не помешает. А то начнет во всякие контакты да фейсбуки писать, как его, болезного, кинули, лишний шорох поднимет. Кому это нужно? Дать разок в глаз, чтоб заткнулся – самое милое дело. Если не совсем уж сумасшедший – больше ни за что пасть не раззявит. И в самом деле, никто же не предполагал, что ситуация выйдет из-под контроля, и исполнители решат этого лоха мочить. Форс-мажор возник, прямо на ровном месте, поди догадайся! А так – мирно проучили бы, да и дело с концом. Все так делают…
В общем, бедняга совсем запутался, а решать нужно быстро. В одном он только был уверен абсолютно бесповоротно: в милицию или в суд не будет обращаться ни за что. Он ни на секунду не сомневался в том, что от этого будет только хуже. Что угодно, только не это! Так что же все-таки делать? Так ничего толком и не решив, Игорь покопался с мобильника в Интернете, нашел на противоположном конце города «отель на час» и забронировал койку с 12 вечера до 7 утра. Потом поехал в центр, долго шлялся без всякого смысла по улицам и переулкам, постоянно оглядываясь в надежде заметить «хвоста», но никого не заметил. Зашел в несколько магазинов, постарался пробыть в каждом из них как можно дольше, посидел в кофейне, забрел даже в кино и посмотрел какую-то жуткую стрелялку-мочилку, всё достоинство которой состояло разве что в том, что длилась она без малого три часа. Наконец пришло время ехать в «отель».
Добраться до него оказалось совсем не просто: от предпоследней станции метро полчаса на автобусе, которого еще минут сорок пришлось ждать, а потом какими-то жуткими закоулками среди сплошных канав и многолетних незавершенных строек. Если бы его кто проследил и задумал прикончить, то лучшего места для этого и придумать бы было нельзя. Сам «отель» оказался четырехкомнатной квартирой (сделанной, очевидно, из двух двухкомнатных) на первом этаже панельной хрущевской пятиэтажки. Боле загаженное и мерзкое место трудно было вообразить. Отдав мертвецки пьяному «портье» деньги (тот минут пять искал его имя в допотопном настольном компьютере, насилу нашел), Игорь взял с гвоздя на стене ключ и пошел в «номер». Но ключ не потребовался: в комнате находились соседи – тоже сильно пьяная пара, мужик с бабой, которые на кровати в углу с кряканьем, уханьем, стонами и газоизвержениями азартно занимались любовью.
Он снял куртку, улегся на другую кровать в противоположном углу, натянул на голову вонючее шерстяное одеяло и попытался уснуть. Ему это даже удалось, но ровно в шесть утра он вскочил, как ужаленный. Соседи мирно спали, храпя, как небольшое стадо слонов. Кое-как умывшись в замызганной ванной, где из крана еле-еле текла какая-то холодная светлокоричневая жидкость с нечистым запахом, он опрометью выбежал на улицу и с ощущением полного счастья вдохнул, наконец, полной грудью. И побрел в сторону автобуса.
«Нет, так жить нельзя! – решил Игорь. – Нужно снять нормальную квартиру. А там видно будет».
Странно, но я все чаще ощущаю себя… как бы это попонятнее выразить… не столько котом, сколько человеком. В чем это конкретно проявляется? Ну, например, я рассказывал уже, как люблю сидеть вместе с папой за компьютером, то есть на столе рядом с компьютером, когда за ним сидит папа. Так вот: раньше я просто любил быть рядом с ним, любил, когда он время от времени, занимаясь своими делами, поглаживал меня по голове или по спине. И не более того. Но в последнее время мне стало интересно смотреть, что именно папа делает за компьютером. Он иногда сидит в Интернете и читает новости (то, что это называется «Интернет», и что ходит он туда именно за новостями, я знаю, естественно, с его же слов), иногда просто что-то читает или пишет. Этого я не люблю: читать я, естественно, не умею, и ничего из написанного не понимаю.
Хотя иногда бывает занятно наблюдать за папой, как в процессе чтения или писания у него меняется выражение лица. По нему легко можно определить, нравится ли ему то, что он читает, интересно ли, получается ли написать то, что хотел, и как хотел, и даже отчасти содержание того, что показано на экране. Есть темы, которые волнуют его больше других, и на них он реагирует особенно сильно и ярко выражено. Хотя все-таки ведет себя сдержанно, даже если рядом с ним сидит всего-навсего кот, то есть я. Довольно часто он, впрочем, занимается чем-то другим. Например, монтирует фильмы или наборы фотографий, чтобы записать их потом на компьютерный диск. За этим я наблюдаю с удовольствием. Мне нравится смотреть, как из разрозненных кусков возникает нечто законченное, целое, что потом и воспринимается уже совершенно иначе, чем в начале. Или устанавливает какую-нибудь новую программу: по экрану бегут разноцветные полоски, меняются картинки, окошки то раскрываются, то схлопываются – это зрелище завораживает и притягивает, жаль только, что длится оно недолго. И готов спорить – я даже ощущаю некий содержащийся в нем смысл, и если что-то идет не так – чувствую это, даже если папа в этот момент отвлекся или вовсе вышел из комнаты.
А то бывает, что папа играет, впрочем, весьма редко. И всегда только в карточную игру «преферанс». Правила ее я более-менее понял, хотя, конечно, не до конца, но что в ней интересного, сказать не могу. Странное, на мой взгляд, занятие, только если чтобы время потратить, когда делать нечего… Иногда он в шутку спрашивает у меня совета. Но я, увы, ничего посоветовать не могу: не умею говорить по-человечески. Так к чему это я? А к тому, что в компьютер я в последнее время смотрю, как мне кажется, совсем как человек. Будь я обычным котом, я не сидел бы перед ним, а если бы и сидел, то наверняка бы просто спал. И раньше, кстати, компьютер не вызывал у меня интереса, если только на экране не мелькало что-то совсем уж необычное. Это началось не так давно, может быть, год назад. Возможно, от того, что я просто повзрослел, но не только от этого. Я это чувствую.
Да если бы только компьютер! Почти все вокруг я воспринимаю, можно сказать, двояко: с одной стороны – как кот, а с другой, где-то «на заднем плане» все время представляю, как бы это воспринял человек. Это трудно объяснить, но такое «смешанное» ощущение окружающего мира и того, что происходит в нем, стало для меня, можно сказать, привычным. И опять же: я откуда-то точно знаю, что то, что мне кажется в себе человеческим – действительно человеческое, а не, скажем, собачье. И причем, как это ни удивительно, я ощущаю себя не каким-то «человеком вообще», а кем-то вполне конкретным. Мне что-то нравится, что-то не нравится, что-то оставляет совершенно безучастным, а чего-то терпеть не могу. То есть, будучи котом, явственно чувствую в себе характер и привычки именно определенного человека. И всегда одного и того же. Почему-то я решил, что зовут его Игорь, да так и стал его называть. Сразу стало удобней и проще. Потом в моем сознании проступили и другие подробности о нём: тридцать шесть лет (на момент смерти), специалист по настройке и поддержке распределенных вычислительных систем, работал в крупной коммерческой фирме, работой был увлечен и доволен. Женат, жена Ольга – менеджер по персоналу в строительной компании, имел дочь Лену, в том роковом году она должна была пойти в школу, в первый класс. Любил слушать классическую рок-музыку семидесятых-восьмидесятых годов и кататься с супругой на велосипеде летом или на лыжах зимой. Ну, и разные прочие детали, о них можно долго рассказывать.
Иногда, впрочем, человеческое в себе меня раздражает. Хочется сделать что-то, что сделал бы в этой ситуации человек, или сказать что-нибудь, но не могу. Вот, к примеру, недавно мама ругалась на папу за то, что он куда-то засунул один старый журнал и она теперь не может его найти. Что делал бы при этом обычный кот? Не обратил бы никакого внимания, ну или ушел бы в соседнюю комнату, чтобы не слышать раздражающего шума. Я же хотел только помочь папе: я знал, где этот злосчастный журнал, и готов был его показать – но не мог! Журнал лежал на книжном шкафу и упал за него. Я просовывал лапу за шкаф, мяукал во весь голос, скреб когтями по стенке шкафа, пытаясь что-то объяснить папе – но без толку. Так он журнал и не нашел, и мама долго потом на него сердилась. Дурацкое положение!
Я говорил уже, что понимаю человеческий язык, причем именно сам язык, то есть слова и фразы. Причем даже те, которые мне, вроде бы, неоткуда знать. Вот, например, недавно папа рассказал мне такой стишок:
Маленький мальчик на стройку пришел.
Сзади к нему самосвал подошел.
Не было крика, не было стона,
Только сандали торчат из бетона…
Мне было очень жалко этого несчастного мальчика, и я очень злился на злой и противный самосвал. Хотя папа рассказывал этот стишок с улыбкой: наверно, думал о чем-то другом, веселом. И откуда, казалось бы, мне знать, что такое «самосвал», «бетон», да и «сандали» тоже? А вот знал же, и совершенно отчетливо представил себе эту печальную картину…
Интересно, замечают перемены во мне папа с мамой? Папа, может, и нет: он, в общем, человек не очень внимательный и отчасти рассеянный. А мама, я думаю, замечает. Но приписывает это, скорее всего, своему умению общаться со мной и понимать меня. Едва ли ей приходит в голову, что что-то меняется именно во мне. Для этого ее нужно чем-то очень уж сильно удивить. Ну, так, может быть, это и хорошо? Зачем травмировать дорогих мне людей и нагружать их своими размышлениями и переживаниями? Пусть все остается, как есть.
Одно только раздражает: мне становится невыносимо все время сидеть в квартире. Раньше я выбегал на лестницу при каждом удобном случае, но сейчас уже этого не делаю. Что толку? Выбегай, не выбегай – всё равно мир за пределами моего хоть и уютного, но маленького жилища остается недоступен. А как хотелось бы походить, посмотреть, понюхать, потрогать! Набраться новых, неведомых ранее впечатлений. Я понимаю, что котам такое не свойственно, что это во мне говорит человеческое, но ничего с этим не поделаешь. И носить гулять меня перестали: то ли лень им, то ли думают, что в лесу неподалеку от дома я уже был, чего, мол, по одному и тому же месту гулять, а далеко идти неохота. Хотя папа хотел как-то недавно взять меня на прогулку, да мама не разрешила. Зачем, говорит, ему это? Не нужно совсем, да еще какую-нибудь заразу подцепить может.
И дом постепенно становится мне ненавистен, как узнику его тюремная камера. Вот только как объяснить это папе с мамой? Придется приложить к этому все силы. Может быть, если удастся, они возьмут меня в какую-нибудь очередную поездку на отдых, чтобы я увидел хоть малую часть огромной Вселенной вокруг? Будем стараться. Да только как это сделать? Как рассказать им? Понимать-то я понимаю, но сказать ведь ничего не могу! Сколько ни пытался – ничего не вышло. Кошачье горло не приспособлено произносить человеческие слова, а мяукать, рычать или шипеть можно хоть до посинения – толку никакого. Хотя, кажется, есть одна мысль…
- Скажи, Принц, - ласково почесывая кота за ухом, спросил Сергей, - это правда, что у котов девять жизней?
- Почему девять? – удивленно переспросил кот.
- Ну, понимаешь, говорят, что коты проживают на своем веку не одну жизнь, а несколько. Например, порвали его собаки, или съел что-нибудь ядовитое, или заболел серьезно – а потом, как ни в чем не бывало, жив-здоров. А это просто кончилась одна жизнь и началась другая. Что ты об этом думаешь, а?
Такого рода беседы с котом они в последнее время вели регулярно. Очень бывало интересно и поучительно, причем для обоих. Сергей столько интересного узнал про кошачий мир, что просто диву давался. Кое-что он, вообще-то, знал и так, но Принц дополнил и расцветил эти знания такими подробностями, какие никто другой никогда бы не рассказал. И от этого Сергей все больше начинал ощущать, что мир котов для него такой же (ну, или почти такой же) родной, как и мир людей. Это было совершенно невероятное ощущение, от него буквально «сносило крышу». И хотелось, чтобы оно длилось вечно…
- Ну, так как? – видя, что кот задумался, напомнил Сергей и слегка потряс его рукой за загривок.
- Не знаю, - задумчиво ответил Принц. – Не думал об этом.
- А ты не знал что-нибудь типа такого: жил-был кот, потом, вроде как, умер, а потом снова ожил и зажил уже новой жизнью, с самого, так сказать, начала? Или не с начала? Не слышал чего-нибудь подобного?
- Не знаю, - повторил кот. – Рассказывали иногда всякое… Что, будто бы, родился котенок и начал вдруг все время вспоминать что-то, что, вроде как, было с ним когда-то раньше, только в совсем другом месте, где все вокруг совсем не так. Но я таких не знал, да и не очень верю в это. Со мной такого никогда не было…
- Значит, всё-таки бывает? – оживился Сергей.
- Не знаю, - равнодушно мявкнул кот. – Может, и бывает. Всякое бывает. Мы ведь не всё еще про себя знаем. Как и вы, люди, про себя.
- С людьми тоже бывает, - сказал Сергей. – Редко, правда, но бывает. В Индии вот, несколько лет назад мальчик родился, а когда пошел в школу, так начал вспоминать, что уже учился раньше в школе, только не в Индии, а в Англии, за тысячи километров от своего дома. И дом начал вспоминать другой, тоже в Англии, и семью другую, всё, короче, другое. Да так отчетливо, что в конце концов повезли его в Англию, в то самое место, в тот дом, что он вспоминал, и там хозяйка сразу его узнала. У нее несколько лет назад родился мальчик, подрос, в школу пошел, да машина его задавила…
Кот промолчал.
- Впрочем, в Индии не зря в переселение душ верят, - продолжал Сергей. – У них там народу много, нет-нет, а с кем-нибудь что-то такое возьмет, да и произойдет…
- У нас тоже верят, - поддакнул кот. – У нас во всё верят. Чего только на свете не бывает!
- Вот и я думаю, - согласился Сергей. – Чего только не бывает…
И задумался о чем-то своем. Кот посидел у него на руках для приличия пару минут, потом спрыгнул на пол и пошел по своим делам.
После работы Игорь вышел из офиса и остановился перед входом.
Куда идти? Домой нельзя. А куда? Конечно, первым делом купить газеты с объявлениями, найти подходящую съемную квартиру и переехать, но сегодня, пока еще не нашел? К кому-нибудь из друзей-знакомых? Да кто ж к себе пустит? Остается разве что на вокзал или в аэропорт, переночевать, а утром опять на работу.
А послезавтра суббота… Весь день по городу шляться?
Зазвонил мобильник. Звонила жена.
- Ты где?
- С работы вышел.
- И куда теперь?
- Не знаю. В аэропорт, наверно. В Домодедово, например.
- Я приеду к тебе.
- Зачем?
- Ну, как же? Помогу чем-нибудь…
- Не надо, спасибо. Не беспокойся, всё будет хорошо.
- Ты же голодный! Я привезу что-нибудь поесть.
- Спасибо, я обедал. А в Домодедово тоже поем. Не волнуйся.
- У тебя даже зубной щетки нет. И платка носового.
- Куплю. Не переживай. Я буду звонить. Не надо тебе ко мне ехать. Проследят ещё.
- Может, всё-таки сообщить в милицию?
Вот дура! (Он аж дернулся весь от злости). Додумалась! Отстегнуть этим прохиндеям кучу деньжищ, чтоб они тебя тут же с потрохами и сдали? Хрен им!
- Ни в коем случае! Только хуже будет.
- Почему?
- Потому. Потом объясню. Не звони никуда. И не ходи. Очень прошу!
Телефон на некоторое время замолчал.
- Алло, - закричал он в трубку. – Ты где?
В трубке раздался тяжелый вздох.
- И сколько же это может продолжаться?
И ему стало очень жалко жену. Бедная, каково ей сейчас?
- Недолго, я думаю. Что-нибудь сообразим. Денек-другой, и найдем выход.
- Не знаю. Дай-то бог. Ты звони. У тебя хоть зарядка для телефона есть?
- Есть, не волнуйся. Все будет хорошо. Пока. Я скоро позвоню.
- Пока…
И отключился.
У метро Игорь купил газету с объявлениями о сдаче квартир. Просмотрел, нашел несколько вариантов, начал звонить. Где-то не ответили, часть оказалась телефонами риэлторских агентств, с которыми не было охоты связываться. Наконец ответила какая-то бабушка и предложила приехать посмотреть «хорошую чистую комнатку с балконом у леса» прямо сейчас. Вроде даже недалеко, от метро, правда, минут пятнадцать ходу (бабушка сказала десять, но знаем мы эти десять; хорошо, если не двадцать), но это ничего: иногда полезно жирок растрясти. Решил съездить.
У бабушки оказалась двухкомнатная квартирка в блочной двенадцатиэтажке, вполне даже приличная. Мебель, правда, допотопная, но ни подтеков воды на потолке, ни рваных обоев, ни текущих кранов в ванной – ничего этого не было. Одна из комнаток, та, которая сдавалась, была с балконом, совершено пустым, как ни удивительно. Бабушка в разговоре с потенциальным квартирантом особенно напирала как раз на то, какой это замечательный балкон, и как с него хорошо видно всё вокруг, особенно лес на противоположной стороне шоссе, проходящего рядом с домом. На балкон, очевидно, приходилась минимум половина цены, просимой за комнату, но он не стал торговаться: от добра добра не ищут, и потом, это ведь ненадолго, будем надеяться…
И попросил разрешения поселиться прямо сейчас. Бабушка удивилась, но не возражала. Он сказал, что дойдет до метро, снимет в банкомате деньги с карточки и сразу придет обратно. И пошел.
Выйдя из подъезда, позвонил жене.
- Я снял комнату.
- Далеко?
- Зеленая аллея, 32. Это у метро «Битцевский парк», недалеко. Вроде, нормальная комнатка. Жить можно.
- Ну, хорошо. Господи, и надолго это всё?
- Надеюсь, что нет. Что-нибудь придумаем, где наша не пропадала. Ну, пока. Звони, если что.
- И ты звони.
- Обязательно. Счастливо – и отключился.
А на следующий день всё и случилось…
Почему я решил сбежать? Честно говоря, я сам этого толком не понимаю. Нормальный кот никогда бы такого не сделал. Мне вполне неплохо жилось у мамы с папой, сытно, комфортно, меня любили, ласкали, гладили, всячески ублажали, играли со мной в прятки и догонялки, показывали картинки на компьютере. Даже на праздники делали подарки: то заводную мышку, то ползающую змейку, то какой-нибудь вкусный кошачий деликатес. Казалось бы, чего еще желать? И я ведь тоже любил и маму, и папу, каждого по-своему, но довольно сильно. И дочку их Катю с ее новым мужем Петей тоже любил, хотя она, когда приходила к родителям в гости, мяла и тискала меня нещадно, так что даже приходилось вырываться и убегать под кровать. Но, несмотря на всё это…
Во-первых, я уже говорил: мне опротивел дом. Опять же, с котами такого не бывает. Они больше привыкают к дому, чем к хозяевам, и скорее согласятся поменять хозяев, чем сменить жилище. Но я не мог больше сидеть в доме, как в застенке. Всё моё нутро рвалось наружу, на свободу, в бескрайнюю Вселенную за стенами квартиры, и ничего я с этим поделать не мог. У людей, я знаю, такое называется «навязчивой идеей» - вот и меня она накрыла, как штормовая волна утлую рыбацкую лодку. Каждый день пребывания в квартире стал для меня подлинной пыткой. На лестницу я выбегать перестал, понимал, что это бессмысленно, но страдал ужасно. И во-вторых, невозможно жить, когда ты всех вокруг понимаешь, а тебя – никто. То есть понимают на самом примитивном уровне: «он хочет есть», «он хочет спать», «он просится на шкаф», «он сходил в туалет, просит, чтобы лоток почистили», Ну, мама еще, благодаря своей незаурядной интуиции, иногда догадывалась о каких-то других мелочах, но и только. А так, чтобы нормально поговорить, рассказать что-нибудь или поделиться чем-то, какими-то мыслями и соображениями – не тут-то было.
С этим я как-то попробовал бороться. Дело в том, что, освоив человеческую речь, я постепенно научился и читать. Вернее, не так: не научился, а вспомнил, как это делается, однажды это просто всплыло у меня в мозгу. После этого я, например, мог свободно (ну, или почти свободно, на уровне ученика третьего-четвертого класса обычной массовой школы), читать новости, которые папа регулярно просматривал в Интернете. Иногда это бывало интересно, особенно когда попадались заметки про котов и кошек, но чаше – не очень, и к тому же слишком много всяких малопонятных слов.
А освоив чтение, естественным образом освоил и письмо. И вот однажды, когда папа встал ненадолго из-за компьютерного стола и вышел из комнаты, я поднялся со своего обычного места рядом с клавиатурой и набрал на ней слово «говори». Но на экране ничего не появилось: в этот момент не было открыто ни одной программы, в которой можно было бы набирать текст. Так что в этот раз меня постигла неудача.
В другой раз мне повезло больше: на экране был открыт «Ворд», и я успел, пока папа отсутствовал, набрать в нем «говори с мной». Но тут папа поступил просто по-дурацки: вернулся, посмотрел на часы, сказал: «Ни фига себе, уже двенадцать часов! Пора спать», закрыл «Ворд», не глядя на экран и, главное, без сохранения, и выключил компьютер. Я заорал во все горло, но это ничему не помогло.
А третьего раза я не дождался… Тут как раз наступила весна, на улице потеплело, и мама взялась мыть окна. Обычно у нас в квартире окна никогда широко не открывали, только форточку чуть-чуть, чтобы я не выскочил на улицу (один раз я, по молодости и глупости, и когда во мне еще не было ничего человеческого, выскочил, благо что всего лишь с третьего этажа, меня поймали, притащили обратно и потом долго ругали), но во время мытья окон делать было нечего. Мама строгим голосом предупреждала меня: «Только не вздумай!», открывала окно и начинала мыть, постоянно поглядывая на меня, чтобы успеть, в случае чего, захлопнуть. Я всегда сидел спокойно на столе рядом или уходил в другую комнату, но в этот раз на меня, как говорят не очень умные люди, что-то накатило.
«Прощай, мама!», - крикнул я и стремительно метнулся в окно.
Мама захлопнуть его не успела, и я мягко упал на газон перед домом… «Базиль!!», - услышал я её испуганный крик, и со всей скоростью, на какую только был способен, кинулся бежать вдоль дома, а потом завернул за угол. Всё! Я вырвался на свободу!
У выхода из лифта Игоря ждали. Двое гориллоподобных громил у бабушкиной двери и еще один – у выхода на аварийную лестницу. Заметив их, он сразу нажал кнопку последнего этажа. Дверь закрылась, и лифт поехал. Расчет был прост, хотя и наивен: внизу наверняка тоже стоят бандиты, остается – наверх. А там, если вдруг открыт чердак, можно попытаться перебежать в другой подъезд и вырваться. Шансов мало, почти нет, но всё же хоть какая-то призрачная надежда существует… Выскочив из лифта, он сразу метнулся на лестницу, а по ней – вверх.
Поразительно, но дверь на чердак была приоткрыта! Он проскочил в нее и оказался в темном, заваленном каким-то хламом помещении, насыщенном к тому же непонятным, но мерзким запахом. Почти ничего не видно. Куда теперь? С трех сторон стены, только с четвертой откуда-то пробивается слабый свет. Так и есть – это слуховое окно, ведущее на крышу. Попробуем! Окошко со стуком распахнулось, и он, протиснувшись в него, оказался на крыше. На улице было еще светло, начало восьмого вечера. Лихорадочно оглядевшись, он увидел слева маленькую будку с таким же окошком, как и то, через которое только что выбрался, а еще подальше – вторую такую же. Второй и первый подъезд, очевидно. Во второй не стоит, попробуем в первый. И побежал. Под ногами неожиданно сильно загромыхало оцинкованное железо, почти целиком покрывавшее крышу. Подбежал, распахнул окошко, протиснулся внутрь. Тут было еще темнее, чем в предыдущем. Где же выход? Черт его знает! Буквально ощупью нашел дверь, толкнулся в нее и жалобно застонал: заперта! Сволочь! Что же делать. Затаиться здесь? Нет, найдут. Достаточно фонариком посветить, и сразу найдут. Попробуем во второй подъезд.
Выбрался наружу, выпрямился и сразу понял: поздно!
Они уже были здесь.
Те же трое. В руке у одного что-то щелкнуло, и блеснуло лезвие ножа, другой слегка помахивал длинным, заостренным на конце железным прутом, а третий просто стоял и улыбался, будто наконец-то встретил старого приятеля, который совсем этого не ожидал.
- Ну, здравствуй, дорогой! – ласково сказал он. – Вот и встретились! Как говорится, если гора не идет к Магомету… Может, прощения попросишь? Вдруг мы тебя пожалеем, а?
И снова улыбнулся людоедской улыбкой.
Двое других тем временем начали постепенно приближаться, и ему ничего не осталось, кроме как отступать, постепенно приближаясь к краю крыши.
И тут, наконец, он явственно осознал, что это – конец! Жизнь кончилась. Все, что было в ней и хорошего, и плохого, все чувства, впечатления, воспоминания сейчас исчезнут, и наступит ничто. И от этого почему-то стало спокойно и легко. Ну, и ладно. Когда-то это должно было случиться, так почему бы и не сейчас? По крайней мере, не пришлось мучиться, корчась последние недели от боли на больничной койке или задыхаясь от спазмов в груди, почти ничего вокруг не видя и не слыша. Да и родственникам спокойнее: ну, умер и умер, не пришлось долго и безнадежно ухаживать за ним, надеясь непонятно на что и в то же время понимая, что ничем не поможешь, и от судьбы не уйдешь. Что ни делается – всё к лучшему!
И он тоже улыбнулся. Край крыши сзади был уже совсем близко.
Игорь жадно вдохнул напоследок и шагнул за последнюю черту. Пока летел вниз, сознание успело покинуть его, и последнюю свою секунду он прожил, уже ничего не чувствуя и не осознавая. А потом всё заволокло непроницаемым мраком, и все чувства будто разом выключились: не стало ни звуков, ни запахов, ни горечи во рту, ни потоков воздуха, обдувающих со всех сторон. И мир вокруг окончился вместе с ним…
И почти в то же время, на крыше соседнего дома, свой земной путь окончил дворовый черно-белый кот.
Враги давно преследовали его, он убегал и спасался от них, насколько хватило сил, но потом силы его покинули. Все поглотила страшная, смертельная усталость. Он больше не мог бороться. Ноги еще держали, но уже не слушались. Все, конец. Слишком долго он пытался спастись, но все напрасно. Да и зачем? Что он выгадает, если останется жить? Не сегодня, так завтра все повторится снова. Бессмысленная, безжалостная борьба за выживание вымотала его, опустошила, лишила остатков воли и стремления продолжать топтаться по земле.
Враги рядом. Сейчас появятся. Осталось только выбрать между долгой, мучительной и страшной, или мгновенной смертью. Просто пришел конец, вот и всё. Он вышел из укрытия и подошел к краю крыши. Из-за бетонного выступа появились враги. Солнце выглянуло из-за тучи, осветило грязную, заплеванную крышу (надо же: не лень переться сюда, чтобы нахаркать! – еще успел подумать он), мягко дунуло теплым воздухом.
«Не хочет! - подумал он. - Не отпускает! Ну, и ладно. И на том спасибо!» - и решительно шагнул вперед…
Два мертвых тела: человека и кота, были найдены почти одновременно. Но куда делись их души, и что произошло с ними – этого никто не знал. Да и не пришло никому в голову особенно этим интересоваться…
Увидев на столбе объявление: «Пропал кот. Кличка – Базиль. Особая примета – шрам над левым глазом. Нашедшего просьба вернуть за достойное вознаграждение», я чуть не заплакал от горя. Бедные они, бедные, мои папа и мама! Они все-таки сильно меня любили, и каково им теперь?
С листа бумаги, на котором было напечатано объявление, на меня смотрел с осуждением красивый упитанный черно белый кот, благополучный и довольный жизнью, то есть я. И я невольно поразился, как мало за прошедшие дни осталось между нами общего. Я устал, оголодал, шерсть моя испачкалась и свалялась, «взор потух», как говорят в таких случаях люди, лапы пообтесались до крови о грязный шершавый асфальт и каменную плитку тротуаров. Наверно, я все-таки совершил ошибку, уйдя из дома. Ну, получил свободу, да что толку: когда нечего есть, свобода радует гораздо меньше, чем на сытый желудок.
К тому же, хотя мир вокруг и расширился, но совсем не настолько, как мне бы хотелось. Мне стали доступны несколько смежных кварталов, но, честно говоря, ничего особо интересного я в них не нашел. Везде одно и то же: унылые однотипные дома, вонючие подвалы, заплеванные и закиданные окурками подъезды, переполненные мусорные баки, угрюмые, неприветливые люди, а дети, особенно подростки – это вообще страшное дело… Огромная Вселенная, о которой я так мечтал, сидя дома в четырех стенах, оказалась так же далека и недостижима, как и до ухода. Не говоря уж о том, что шансы поговорить с кем-нибудь из людей вообще практически свелись к нулю. Как же всё-таки жизнь умеет безжалостно пресекать самые радужные и светлые мечты!
Я снова взглянул на своего счастливого сородича с объявления. Может, все-таки вернуться? Погулял себе, насмотрелся на реальный мир за окном – и хватит, хорошего понемножку. Сяду у подъезда, на всякий случай спрячусь под какой-нибудь из стоящих у дома машин, дождусь маму или папу и попрошусь обратно. А там буду жить по-прежнему, как раньше, и не гневить судьбу. Ну что, нормально? Пожалуй, так и сделаю.
Хотя нет! Есть одно «но»… Дело в том, что, сбежав из дома, я вдруг очень быстро начал осознавать, кем я был в своей человеческой ипостаси. Если раньше я лишь довольно смутно чувствовал какие-то черты личности и особенности характера некоего конкретного человека, являвшегося моим вторым «я», но ничего мало-мальски определенного сказать про него не мог, то теперь понимание того, кто я, пришло достаточно быстро. Уже через два дня и вспомнил, что меня (человека) действительно зовут Игорем, точнее - Игорем Петровичем, потом вспомнил, где жил, чем занимался, где работал, вспомнил жену и дочь, детали домашней обстановки и многое, многое другое. Конкретная личность Игоря Петровича прорисовалась в моем сознании совершенно отчетливо. И главное – я вплотную подошел к пониманию того, при каких обстоятельствах его образ, так сказать, проник в меня. Перед моим мысленным взором развернулась сцена нападения на меня бандитов в узком проходе между домами, я вспомнил, как бросился от них бежать, но потом картину словно заволокло туманом. Но я уже знал, что это не надолго. Скоро я всё узнаю, в моем сознании прорисуются все недостающие детали. Но дома этого может и не случиться. Раньше ведь не было! Может быть, я и ошибаюсь, и дома все пойдет так же, но вдруг нет? Упустить такой шанс узнать все про человека, ставшего частью меня, я не могу. Так что подожду еще.
Простите меня, мама и папа, может быть, когда-нибудь еще встретимся.
И, горько вздохнув, направился прочь от дома.
Летя с крыши, он, как ни удивительно, даже не попытался принять положение ногами вниз, как это инстинктивно делают всегда все коты и кошки. Так и летел, беспорядочно кувыркаясь, а потом внезапно все покрыла непроглядная черная мгла. Мир вокруг перестал существовать, и наступило ничто...
Сергей в страхе проснулся и сел на кровати. Сердце лихорадочно колотилось, и удары его глухими толчками отдавались в голове и в ушах. Давление поднялось, - подумал он. – Так и до инсульта недалеко. Черт возьми! Какой мерзкий сон! И главное – всё прямо как наяву, аж мороз по коже. Приснится же такое! И уже второй раз за два дня…
Однако пробудившийся разум тут же подсказал, что это не сон. Вернее, сон, но из другой, так сказать, жизни, из той, где он был котом. И сейчас он видел именно конец той самой жизни. До этого многие эпизоды его предыдущего кошачьего существования последовательно и постепенно всплывали в его сознании, и жизнь бездомного кота складывалась из них раз за разом в единое целое, от счастливого детства, когда жива была еще добрая, пушистая и теплая мама, и почти до конца.
Но сам конец прорисовался лишь два дня назад. Теперь Сергей знал про своего альтер-эго всё, в том числе как и при каких обстоятельствах тот погиб. И это знание вызывало в нем одновременно горечь и злость. Хотелось бы найти и сурово наказать тех злобных негодяев, которые его тогда погубили, хотя бы для того, чтобы больше они не погубили никого. Но только как это сделать? У него пока что не было сколько-нибудь отчетливого представления об этом, хотя он чувствовал, что сделать так или иначе нужно. А как именно – надо просто взять и придумать. Но сейчас требуется всего лишь поспать. Через два часа уже вставать и идти на работу, а он совершенно не выспался, будто и не ложился вовсе.
Отпусти меня, - мысленно попросил он свою вторую половину. – Я всё понял. Я обязательно придумаю, как поступить, и сделаю это! Но только дай поспать! Пожалуйста! Иначе я не смогу не только работать, но и думать. Хорошо? И почувствовал, как толчки в ушах прекратились, и душа как будто расслабилась. Услышал! – успел подумать Сергей, повалился головой на подушку и мгновенно заснул.
Кот Базиль измучился окончательно. Сил не осталось ни на что. Хроническое голодание, раны, полученные в бесконечных стычках с другими котами, а то и с собаками, всевозможные микробы, разом набросившиеся на домашнего, никогда с ними не сталкивавшегося, зверя подкосили его. Но главное – тоска, захлестнувшая его, когда он понял, что его побег из дома был, по существу, напрасным. Он, правда, узнал тайну гибели человека, составлявшего вторую половину его сознания, несколько раз видел всю эту сцену во всех подробностях, но что толку? Легче от этого не стало, а лишь пришло ощущение пустоты и безнадежности. Стремиться теперь было не к чему, и надеяться не на что, а полученное знание ничего, кроме жалости к себе и злости на погубивших несчастного человека врагов, не принесло.
И кот понял, что настал конец. Думал было, правда, вернуться к папе с мамой, но отбросил эту мысль. Всё равно помру, подумал он, так что зачем зря огорчать бедных родителей? Что они смогут сделать? Надо было раньше, а сейчас слишком поздно. Всё, конец, пора прощаться с миром.
Коты всегда безошибочно чувствуют приближение смерти. И Базиль тоже, хотя был и не совсем обычным котом, отчетливо её чувствовал. При этом человеческое в нем как-то незаметно погасло и почти никак не проявлялось, остался только кот, ждущий скорого и неизбежного конца. Надо бы найти, как требует кошачий инстинкт, какое-нибудь укромное место, чтобы там закончить свое земное бытие, но сил искать уже не было. Он спрятался за мусорный контейнер в углу двора, закрыл глаза и погрузился в тягучий тоскливый полусон…